А дачу отнимут? — было первым вопросом Бориса Пастернака к соседке, литератору Лидии Чуковской, принесшей из Москвы весть об исключении поэта из Союза писателей СССР. Собственно, для всех людей, счастливым благоволением судьбы определенным в Переделкино, дача является заботой номер один и ни с чем не сравнимым источником вдохновения. Именно дача, а не двухэтажная квартира в лучшем писательском доме в Лаврушинском переулке, предоставленная якобы гонимому поэту «заглотной» советской властью, была для Пастернака основой существования. Через речку Сетуньку, по дороге приложившись к святому источнику, бегал поэт к своему литсекретарю Ольге Ивинской —работать, надо полагать, над рукописями —иногда даже и дважды в день. О знаменитом поле, получившем название Неясной Поляны и теперь застроенном новорусскими коттеджами с бассейнами и бункерами на случай прихода к власти Михаила Прохорова, слагал стихи.
Постепенно и сам стал источником вдохновения. «За забором сеет репу и бурак запредельный член Литфонда Пастернак», —писал новый сосед Нобелевского лауреата, торжественно вселившийся в дачу Константина Федина поэт Андрей Вознесенский.
Дачу у Пастернака не отняли: исключение из Союза писателей не означало расставания с Литфондом —а именно этой солидной организации, созданной, как и сам поселок, по инициативе Максима Горького, принадлежали и принадлежат большинство дач в Городке писателей Переделкино —таково официальное наименование заповедного места. Более того, уже в новейшие времена, когда дача поэта, действительно любившего после сессий с Ивинской покопаться и в огороде, стала музеем, оттуда доносятся отрадные вести. Журналист Валерий Дранников — Элин — гер рассказывал, например, как чудесно проводил время за дружеским застольем в знаменитой пастернаковской гостиной —по приглашению тогдашнего главного редактора журнала «Коммерсантъ — Власть» Максима Ковальского, покорно проживающего со своей супругой, родственницей Пастернака, в бывшей сторожке поэта.
Из главных редакторов Ковальского уволили за последовательно антипутин — скую позицию, и теперь на коротенькой улице Павленко целых два либерально настроенных двухгектарных участка. Музей Б. Л. Пастернака имеет адрес Павленко, 5, дом же по Павленко, 7, где в свое время, приняв ударную дозу снотворного, ушла из жизни чернявая обольстительница поэтов Лиля Брик, теперь занимают критик демократического толка Алла Латынина и ее дочь, обличительница олигархических нравов Юлия. Сторожка на их участке тоже не простаивает: она перестроена в теплый гостеприимный дом еще одним непримиримым борцом с режимом —поэтом, заместителем главного редактора «Новой газеты» Олегом Хлебниковым и его женой, поэтессой же Анной Саед — Шах, мамой певицы Саед — Шах Раисы. А вот Павленко, дом 1, поделен, как и раньше, между разновекторными силами. Второй этаж занимает главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин, человек прозападных устремлений, а первый —работник Московской патриархии Владимир Вигилянский, прославившийся в коротичевском «Огоньке», но потом благоразумно занявший умеренно — почвеннические позиции. На работу Вигилянскому ходить не — 4 далеко: резиденция патриарха Московского и всея Руси Кирилла —в десяти минутах пешком, у станции «Переделкино».
Таким образом, с советских времен в доме по Павленко, 1, ничего не изменилось: на месте Чупринина был Владимир Солоухин, на смерть которого откликнулась даже «Фигаро», а в комнатах Вигилян — ского творил писатель Борис Можаев, автор безобразных сочинений вроде романа «Мужики и бабы» и сборника эссе «Надо ли вспоминать старое?». Новые жильцы дома рассказывали, в каком состоянии оставили им помещения потомки писателей: вывинченные лампы, содранные обои, разбитые окна и еще несколько совсем уж физиологических деталей.
Тяжело расставаться с халявным добром, и многие не спешат этого делать. Много лет держит оборону в доме, когда-то предоставленном ее деду, писателю — соглашенцу Валентину Катаеву, его внучка Тина.
По правилам Литфонда, после смерти писателя дача должна быть передана другому работнику пера —добро — то общественное, но это семейство глухо к доводам права. Как только несчастные представители Дирекции по эксплуатации Городка писателей предпринимают попытку выселения сдачи незаконных обитателей, Тина выкатывает на телевизионные каналы Эстер Давыдовну, вдову писателя, и начинает истошно вопить о беззаконии: дескать, вдову автора «Белеет парус одинокий» лишают свежего воздуха. Меж тем у Катаевых прекрасная собственная дача на улице Щепкина в Валентиновке —и воздух там удивительно свеж.
Но случился в истории Переделкина человек, сумевший потеснить тараканье семейство. Часть участка Катаевых, со стороны дома — музея Корнея Чуковского, была выделена в отдельный литер —и там появился аккуратный домик создателя телевизионного клуба «Что? Где? Когда?» Владимира Ворошилова. На его крылечке в погожие деньки до последнего времени сидела мама легендарного телеведущего. Ни сколько-нибудь надежного забора, ни ставен, ни сигнализации в доме нет. У Ворошилова однажды спросили: «Почему?» «Потому что, укрепляя дом, я начинаю жить по правилам тех, кого презираю, бандитов и воров. А я так жить не хочу и не буду». «И вас не грабили?» —удивился собеседник. «Грабили, и не раз. Но они не заставят меня действовать так, как хотят они». Ворошилов хоть и не был писателем, но духом был посильнее Александра Фадеева.
Дача автора «Молодой гвардии» (на ней успела пожить даже Людмила Гурченко, в пору своего замужества за сыном писателя), после смерти вдовы Фадеева, великой мхатовской актрисы Ангелины Степановой, как-то тихонько уплыла из писательской собственности. А ведь она была свидетелем не одной драмы. «Пили многие, —вспоминала медсестра переделкинского Дома творчества писателей, худо-бедно функционирующего до сих пор. —Погодин, Катаев, Прилежаева, так та —запоями. Деньги у нее были всегда, за детские книжки о Володе Ульянове, миллионные тиражи. И вот однажды звонят: Сталин ищет Фадеева. А тот мертвецки пьяный лежит. Приводила его в чувство. Нашатырь, холодные компрессы, уколы». Вот какие люди были! На этой же даче Фадеев застрелился, оставив знаменитую предсмертную записку —пожалуй, лучшее и, во всяком случае, самое искреннее свое произведение. Логикой трудно объяснить тот факт, что до момента смерти Ангелины Степановой над Переделкино никогда не летали самолеты, а вот после —нет — нет, да и нарушат здешний покой. Хотя, казалось бы, все остальные сильные мира сего, облюбовавшие для жизни эти края, по-прежнему здравствуют —и губернатор Московской области Борис Громов, занявший дачу Буденного, и модельер Валентин Юдашкин, и патриарх.
Самоубийства в этом тишайшем поселке вообще не редкость. Мне довелось снимать часть дачи на улице Довженко, в которой застрелился известный советский писатель, оголтелый сталинист Всеволод Кочетов, автор очень актуального и сейчас романа «Чего же ты хочешь?» о разложении советского общества западной культурой и пропагандой. И меня все время спрашивали, не терзает ли меня дух усопшего, не является ли он мне по ночам с роковым охотничьим ружьем, не теребит ли шершавым партийным языком. И я каждый раз был вынужден, почти извиняясь, сообщать, что нет —ничего такого не происходит. Зато от камина с изящной мраморной столешницей, оставшегося от писателя, исходит особенно уютное тепло, он потрескивает, как лучшие произведения С. С.Прокофьева, в окнах всегда солнце, в гостиной просторно и пахнет деревом. Словом, никаких призраков, одно сплошное удовольствие.
По соседству с кочетовской дачей, вернее, с тем, что выросло на ее месте (несколько лет тому назад старый дом сгорел), на участке Довженко, того самого, именем которого названа киностудия, выросло «здание ужасное, издаля напоминавшее ООН», —из бетона, с огромной площадью остекления, с раблезианской высоты потолками. Считается, что это заботливый дедушка Зураб выстроил дом — галерею для своего любимого внука Василия. То, что жить в подобном здании не сможет даже привыкший к лишениям Василий, —однозначно. Да и зачем? Дом деда, одна из важнейших переделкинских достопримечательностей, —прямо напротив. У этого участка, с двумя периметрами забора, между которыми бегают доброжелательные восточноевропейские овчарки, интересная судьба. Жена французского художника прогрессивных взглядов Фернана Леже, русская женщина Надя обратилась к тогдашнему министру культуры СССР Екатерине Фурцевой, жительнице соседней Баковки (дача ее сейчас, кстати, принадлежит одному из совладельцев компании Mercury), с просьбой выделить ей небольшой участок земли. Так появилась дача на стыке улиц Довженко и Лермонтова с полновесным гектаром земли. Но дачные посиделки с вечно нищими советскими родственниками ей скоро надоели, и дом купил Зураб Константинович, быстро переделавший его в настоящее загородное поместье. У дома красного кирпича, украшенного теперь разноцветной мозаикой, монументалист установил скульптуру собственного производства —то ли слизняка, то ли улитку, вблизи, впрочем, оказывающуюся бурым медведем.
Не пропустите это произведение искусства, когда будете в Переделкине. Отношение местных жителей к Церетели —уважительное, переходящее в восторженное. Завидев одинокого путника, бредущего к станции, Зураб Константинович всегда тормозит и интересуется, не надо ли того куда-нибудь подбросить. Один из таких счастливчиков как-то спросил у ваятеля: «Отчего вам приписывают столько домов по всему Подмосковью?» А Зураб Константинович отвечал: «Оттого, что очень поднялось качество архитектуры. А ведь народ наш как устроен? Если что-то красивое, значит, кто? Зураб Церетели».
Улица Лермонтова примечательна еще и тем, что дачи здесь возводил не Литфонд («Дач в Перелыгине всего двадцать две, и строится еще только семь, а нас в МАС — СОЛИТе три тысячи», —говорила Штурман Жорж из «Мастера и Маргариты»), а сами писатели, на свои кровные. Дачу номер два у драматурга Бориса Лавренева приобрела автор трилогии о Карле Марксе «Прометей» Галина Серебрякова, вдова аж двух расстрелянных Сталиным государственных деятелей —старого большевика Леонида Серебрякова и наркома финансов Григория Сокольникова. Рассказывают, что отсидевшая в лагерях (и родившая там дочку) специалистка по Марксу настолько любила мужской пол, что уже в преклонном возрасте была бита некой молодой дамой: якобы пожилая писательница строила глазки мужу юной особы, работавшему у нее водителем. Какая наглая, однако, ложь!
В собственных, не арендованных дачах продолжают жить — поживать да добра наживать потомки таких основательных деятелей советской литературы, как Александр Авдеенко (роман «Над Тиссой»), Александр Штейн («У времени в плену»), Борис Агапов («Подвиг новаторов»), Вадим Кожевников («Заре навстречу», «Щит и меч»). Часть участка Штейнов отошла актеру Игорю Кваше, женатому на падчерице драматурга, а их сын даже организовал в Переделкине элитный автосервис, где никому не нужные развалюхи превращаются в коллекционные автомобили. На Лермонтова же имеется неэлитный автосервис, и крайнюю к нему дачу занимает журналист, активист движения «За честные выборы», организатор митингов протеста Сергей Пархоменко. Хочется верить, что сто тридцать тысяч рублей, ежемесячно получаемых активистом за сдачу отдельного дома на участке, первым делом заглядывают в налоговую инспекцию, а там уже, уменьшенные на тринадцать процентов, идут на развитие демократии в России, а не на что-то, знаете ли, еще.
Отсюда, с улицы Лермонтова, начал (во всяком случае, так считают старожилы) свое триумфальное шествие по писательскому поселку создатель сети магазинов «Иль де Ботэ» Игорь Денисов. Судя по качеству и размаху строительства, он человек небедный —раз, с хорошим вкусом —два, и с любовью к Переделкину —три. Строит он из бревна очень крупного сечения, как бы вступающего в спор с пятью адмиральскими дачами, возведенными из кругляка в сорок восьмом году пленными немцами. Все пять дач целы, и хотя три из них, адмиралов Чернавина,
Касатонова и Сорокина, покрыты предосудительным сайдингом, —величие их даже сейчас абсолютно очевидно. И сколько бы ни улучшал свой дом продюсер Ренат Давлетьяров, кажется, решивший мощным каменным строительством затмить бедных бревенчатых соседей, —эстетическая правда все равно на стороне страны Советов.
И без того значительный список переделкинских достопримечательностей в прошлом году пополнился еще одним объектом. Евгений Евтушенко («Я думала, что ты мой враг, что ты беда моя тяжелая, а вышло так: ты просто враль, и вся игра твоя —дешевая», —писала о нем бывшая жена, беспощадно проницательная Белла Ахмадулина) открыл на своем участке художественную галерею. Очевидно, радость его победы над коллегами по Литфонду, у которых он через суд отнял дачу на улице Гоголя, была настолько велика, что часть ее выплеснулась даже и в публичную сферу: теперь фотографии, сделанные поэтом, а также работы Пикассо, Шагала, Кокто и Шемякина, доступны всем, кто пожалует в Переделкино в выходной день.
Такую же победу («было общее —стало мое») одержал над собратьями по перу главный редактор «Литературной газеты», телеведущий Юрий Поляков. Он сумел убедить судей в том, что дачу надо передать ему в собственность на том основании, что здание было возведено на его собственные средства —предусмотрительно умолчав о том, что в цене объекта на сооружение приходится три процента стоимости, а остальное —земля, которая сейчас в Переделкине оценивается около семидесяти тысяч долларов за сотку.
Значительно более популярный, но, видимо, менее оборотистый телеведущий, Владимир Соловьев, писательскую землю так и не осилил. Странного вида дом, у которого круглосуточно дежурит «хаммер» и охранник, построен по границе с литературными владениями —в дачностроительном кооперативе «Мичуринец», который некоторые ошибочно включают в понятие «Переделкино». Этот ДСК, что и говорить, не из последних —здесь дачи актера Алексея Баталова, дочери Никиты Хрущева от первого брака Юлии, спикера расстрелянного Ельциным парламента Руслана Хасбулатова, —но это, как в стихотворении, приписываемом Пастернаку: «Ел Барто. Не то. Не то». Яблони вместо сосен. Чернозем вместо сосновых иголок. Все-таки Переделкино —понятие не географическое, а мировоззренческое.
Двумя главнейшими певцами Переделкина были Андрей Вознесенский и Белла Ахмадулина. У Вознесенского, кстати говоря, никогда не предпринимавшего попыток, по крайней мере видимых, приватизировать дачу, есть пронзительные строчки о вечной раздвоенности личности писателя — арендатора: «Не себе я дачу строю —я Литфонду дачу строю. Стены строю, крышу крою. Не себе —Литфонду»… Ну и так далее. «Не смейте мусорить вы у моей избушки, у моей избушки не бросайте мусор!» —ревел он, когда наступили новые, хамские времена, случилась «хмарь харь». Столовую Дома творчества отдали Ивану Панфилову под ресторан «Дети солнца», проход к роднику перекрыли, писательский магазин сняли со спецснабжения. Футбольную площадку в лесу Виктор Черномырдин лично «подписал» под поселок Газпрома. В дачу Карагановых — Долматовских въехал, на правах нового члена семьи, повар — журна — лист Алексей Зимин. Сейчас писательских поселком руководит и вовсе некто Колмаков, ранее командовавший эскадрильей бензозаправщиков на аэродроме в Якутске, а Литфонд возглавляет бывший председатель якутского совхоза, поэт — подпочвенник Иван Переверзин.
Почему-то именно переделкинским поэтам свойственно называть крепкие, добротные дачи, которые создавались в двадцать седьмом году прошлого столетия на века, «избушками». Вот и еще один здешний соловей, Александр Еременко, «жаждолюбец стиха», был склонен к преуменьшениям: «Переделкинские слоны смешны, как внутренность часов», «Мне надоело корчиться в строю, но не тревожьте хижину мою». Белла Ахмадулина, обожавшая Переделкино и после многих лет отсутствия приехавшая сюда умирать, тоже как-то уничижительно отозвалась о здешних красотах: «возымела значенье природы невеликая сумма дерев».
Меж тем поэтам, которым жилья (даже и в виде двухэтажной хижины со всеми удобствами и городским телефоном) в заповедном поселке пока не досталось, ничего не остается, кроме как изображать «а мне и не надо». Скажем, заслужен — нейший Александр Кушнер в послании к жителю улицы Довженко Евгению Рейну (как любопытно наблюдать его в топорщащихся на коленях «трениках», не знавших порошка, с бутылкой кефира и пучком лука в магазине на станции «Мичуринец»! Какая живописная это картинка!) отмечает: «Не люблю Переделкина: сколько писателей в ряд там живут за заборами!» Да уж, за что его любить, право слово. А вот Рейну нравится. «Горел костер, на углях поспевал шашлык. Игорь открывал бутылки с водой, пакеты с соком —и не только», —сообщает он в рассказе о посиделках в саду литератора Игоря Волгина, на улице Тренева, названной именем создателя бессмертной «Любови Яровой».
Жакие сообщения из Переделкина —не редкость.
«Мы вышли с поэтом на берег переделкинского пруда. Быстро опустошили емкость под названием «Пять озер». Вдруг он, глядя с прищуром на противоположный берег, молвил: «Что нам это озеро, если с нами «Пять озер», —рассказывает еще один литератор. Это особенность Переделкина: здесь не говорят, а молвят. Не отдыхают, а творят.
Увы, не все понимают особенности писательского труда. Как-то в Доме творчества чинили крышу. Дежурная попросила отложить работу: писатели отдыхают. Рабочий закричал: «Ребята, кончайте! Дармоеды спать хотят». Табличка «Соблюдайте тишину! Работают писатели» до сих пор украшает старый корпус Дома творчества. В путевке сюда указывается ориентировочная тематика, объем и место предполагаемой публикации произведения, которое намерен изготовить прозаик, поэт или критик, выезжающий под переделкинские сосны.
На вопрос, живут ли сейчас в писательском поселке писатели, которых знает и любит народ, следует ответить решительным «нет». Владимир Сорокин смиренно построился на бывшем корте актера Игоря Ильинского во Внукове, Дарья Донцова, которую переделкинские старожилы помнят как Агриппину Васильеву, дочь писателя Васильева, живет в огромном дворце в «Шервуде» на Новой Риге, Григорий Чхартишвили возвел аккуратный дом в среднеевропейском стиле на Рублевке, в деревне Липки. Есть ли дача у Виктора Пелевина —никому не известно. У Прилепина, слава Богу, нет: этому —точно не по чину.
Ну, кто знает нынешних переделкинских жителей? Поэтессу Шикину и поэтессу Щипахину, делящих огромный старинный дом на улице Серафимовича? Многие ли читали «Юность в Железнодольске» их соседа —писателя Николая Воронова? Найдутся ли такие, кто даст себе труд протянуть ниточку от еще одного их соседа —востоковеда Дмитрия Жукова —к его сыну, вице-премьеру Александру Жукову? А ведь Жуков — старший сейчас тоже оформляет разрешение на реконструкцию —а там и до приватизации недалеко, а значит, в жизни его есть место серьезному литературному труду. Хорошо, Роберт Рождественский написал «Не думай о секундах свысока» —существует надежда, что хоть это имя сохранится в истории. Но уже пани Терезу из «Кабачка 13 стульев» —актрису Зою Зелинскую, владеющую одним из самых соблазнительных участков на перекрестке Дружбы, Серафимовича, Маркса и Горького, вряд ли кто помнит.
А ведь если копнуть, то выяснится, что и двухэтажный особняк на углу Патриарших принадлежит или, во всяком случае, принадлежал ей, и это как-то связано с деятельностью ее второго мужа, которая, в свою очередь, была связана с…
Но это уж слишком занимательные подробности для того, чтобы вот так просто, без «Пяти озер», выдать их непосвященным. Переделкино —на то и заповедник, чтобы некоторые свои тайны хранить только для старейших членов Литфонда. Предъявите — ка членский билет!